Второй эпический персонаж, сделано, разработано и написано Анми, с небольшой помощью Скорпа.
Битва за Сильвермун
читать дальшеДень или ночь сейчас, интересно? Арвандор Три звезды, королевский гвардеец квелдорей, точно уже и не мог бы сказать, как долго небо было тёмным. Чернота заполонила небосвод вместе с тучами мух и воронья, летевшего вслед за армией мертвецов, волной нахлынувших на родные земли наследников Дат'Реммара. Последним светом для них остался огонь, пылавший мёртвым блеском в сотнях костров - и сотнях тысяч глаз. Нежить не разбивала лагерей, не ставила шатров, не строила осадных машин. Они давили всё на своём пути сотнями и тысячами медленно валившихся вперёд кусков безвольной плоти, успевавшей, однако, перед второй смертью утащить за собой хоть что-нибудь в жертву своему повелителю. Отсюда, с городской стены, некогда белоснежной, а ныне посеревшей от гари и гнили, наползавшей на город, Арвандор видел его - там, вдалеке, на огромном кургане из его же чудовищных подданных. В руках восседавшей на проклятом жеребце чёрной фигуры пылал злобным ледяным сиянием клинок, по слухам похитивший саму душу того, кто некогда был защитником и надеждой людей. - Свет, где же ты? Спаси. Помоги, - тихо шептал Арвандор, не зная, слышит ли его этот Свет. Свет, который принесли им люди и который теперь, как ни старался, не мог спасти их от гибели лучше, чем верные клинки и стрелы. -Не спишь? - гвардии лейтенант Элокхай, сонно почёсывая затылок, поднялся на стену и оглядел рыцаря - Что-то и мне не спится. - Нет времени спать, - буркнул себе под нос Арвандор. - Мы должны отбить эту волну. А там можно будет выспаться - а нет, так в могиле наспимся ещё. Они идут и идут. Словно сама тьма предвечная наползает... Никогда раньше не видел ничего столь страшного. Я не трус, никогда им не был, но это... Это превыше любого из нас. Может, даже нас всех. - Да уж... Я как этих тварей, которые большие, увидел, так прямо сердце остановилось... И что самое жуткое - они просто не останавливаются! Я чувствую себя беспомощным каждый раз, когда стрелы просто торчат в них, а они идут своим маршем... брр... - поёжился эльф - как вы там в кавалерии вообще с ними сражаетесь? - Ястребеги достаточно быстры, чтобы не давать нам попадать под их удары... Пока не появляются горгульи. С этими тварями - держи ухо востро! - Арвандор тронул пальцем кончик заострённого уха. - Я не знаю, сколько мы сможем продержаться. Но... мы ведь не можем сложить оружие. Только что, если мы и победить не можем? - Что значит не сможем?! - возмущение было бы искренним, если бы не носило характер одной из тех наполненных пафосом речей, что им говорили перед началом боёв - Если так говорить, то стоит ли сражаться совсем? Сильвермун стоит не одно тысячелетие, и ни тролли, ни зеленокожие варвары не смогли сломить наc. Этот враг страшнее всего, что мы видели до этого, но это не значит, что мы не победим! - Не значит. Мы сделали много глупостей. Старые союзники ушли - мы сами прогнали их. Мы слишком ценили свои иллюзии. И вот результат. Мы одни поcреди моря живых трупов, каждый третий из которых теперь - наш родич. Тебе легко будет вонзить клинок в сердц своей тётки или брата? Даже зная, что оно уже не бьётся, в глаза и мозги им уже выели черви? - Я не хочу об этом думать, рыцарь.. Это как война с троллями во многом - про тех, кто пал, лучше не думать, пока все не закончится. - Там можно хотя бы отомстить... А тут? Кому отомстить - Артасу? Попробуй доберись до него, - Арвандор указал на держащую сине-льдистый меч фигуру на горе трупов. - Хотя... я, пожалуй, мог бы добраться. Трудно и страшно... Наверное, я попробую. Если что - будет хоть что рассказать тем, с кем я соединюсь в Свете. - Смотри обратно не вернись, гниющим и воющим - вдруг помрачнел стрелок - говорят, даже Генерал-Рейнджер с ним не справилась. К тому же, мне не с кем будет праздновать нашу победу - взявшаясь откуда то весёлость словно осветила комнату. - Мне придётся взять с собой мешок побольше - голова принца наверняка распухла и отвратно пахнет. Думаю, король Анастериан будет обрадован, получив от меня такой дар. Интересно, сможет ли его сын уговорить совет Даларана выделить нам помощь? Или Даларан не меньше других людских королевств оскорблён нашим уходом из Альянса? - Кто этих людей разберёт? Девять десятилетий на жизнь максимум, а проблем создают на целое тысячелетие. - флегматично заметил Блейзшот - ...Рассвет скоро. - Рад, что кто-то способен это заметить. Они пойдут на приступ. Скоро. Мне нужно спуститься к своему ястребегу, - Арвандор грустно улыбнулся и подхватил шлем с настенного зубца. - Увидимся после боя. - Пусть будет долог день твой и приятна твоя ночь, рыцарь! Я буду смотреть за тобой со стен! - эльф шутливо отдал честь, и поспешил на свой пост, вновь помрачнев.
...Нежить накатывала волна за волной. Колонны мертвецов казались бесконечными потоками, которые обезумели и раздулись от долгих дождей. Земля под их шагами умирала быстрее, чем убивали они сами. Арвандор помнил, как брали они город за городом - так ему рассказывали люди на границе, те немногие, что успели добраться до эльфийских земель после предательства принца. Каждый день, шаг за шагом, поглощаяя на своём пути всё и вся, неистовый вал гниющих убийц сжирал мир вокруг них. Арвандор помнил, как молили те люди об убежище, как просили они спасения у тех, кого привыкли считать друзьями, пусть и бесконечно далёкими. Командир их разъезда, Нолрас Змеемеч, отказал им и приказал убираться на все четыре стороны, "пока ещё больше наших священных лесов не осквернено по вашей вине". Знал ли Нолрас, что их леса обратятся в обитель гибели и кошмаров в мгновение ока? Верил ли людям, когда они клялись, что бились с врагом до последнего? Слушал ли, когда ему говорили о магах, испепелявших себя вместе с десятками упырей, и паладинах, поднимавших народ на битву, чтобы пасть, заваленными кучей поверженных врагов, на ложе из гнили и праха? Наверное нет. Нолрас повёл их в атаку сразу же, когда увидел первых мертвяков, накинувшихся на священнеые древа. Они рубили, кололи, стреляли - но нежить не боится стремительного напора ястребегов и не кидается врассыпную. Она теряет одного, чтобы тут же убить и заполучить другого. Нолраса она получила очень быстро - и Арвандор сам снёс голову своему командиру, когда его искорёженное тело принялось лакать кровь из разорванной шеи своего же ястребега. Это было словно вечность назад. До открытия ворот оставалась вечность - длиной в три удара сердца.
Элокхай уже занял позицию на стене, тяжело нахмурившись глядел он вниз, на бесконечные марши гниющих тварей. Между рёбрами противно защемило, сердцебиенеи ускорилось. Проходящий рядом старший офицер хмыкнул, глядя на бледного лейтенанта, но не сказал ни слова. "Они понимают" - подумалось Блейзшоту, и он, словно в трансе, крепче закрепил колчан на своей спине. Оглядывая внутренние проходы города, он видел своего друга-рыцаря, с которым они ещё десять лет назад мирно пили вино по вечерам и говорили о любви к прекрасным девам. Мысли унеслись куда то в прошлое, словно не желая мириться с реальностью настоящего. Эльф тяжело выдохнул и грустно посмотрел на сереющий горизонт.
- Воины квелдорей! Смотрите гордо в лицо тварям тьмы! Победа будет наша, и слава нашего народа вознесётся до самого солнца! - кричал командир, и Арвандор улыбнулся. Пять сотен воинов на ястребегах - золотистых, рубиновых, тёмно-синих, бирюзовых, угольно-чёрных. Всадники в золотых латах и впереди - несколько эльфов, одаренных Светом. Паладины Серебряной длани, сияющие боевыми молотами. Редко кто из квелдорей брал в руки молот - но освящённое оружие одним ударом обращало нежить в прах. Арвандор помнил, как все испугались, когда с юга принесли весть о гибели войск генерала Сильванас - зачарованные ворота пали, одни за другими, и у самых предместей КвелТаласа проклятый убийца пронзил тело воительницы своим рунным мечом, вырвав жизнь и душу. Только паладины, все как один, оставались спокойны - до самого конца, и теперь конец был близок... - Вперёд! - послышался клич командира. Загремели барабаны, запели рога. С жутким треском отворились ворота, и рёв бесчётного множества мёртвецов слился с оглушительным боевым кличем и топотом сотен птичьих лап.
-К бою... товсь! - Выстроившиеся вдоль стен лучники подняли луки, и правые руки их синхронно ухватили оперенья первых стрел. Скрежет открывшихся ворот наполнил утреннюю тишину, и цокот когтей ятребегов о мостовые отдался в ушах стрелков. -Целься... - руки взяли стрелы, сотни тетив знаменитых на весь Азерот эльфийских луков, дрожа, стали натягиваться. Краем глаза лейтенант заметил шлем Арвандора, мелькнувший внизу.
Мертвяки ревели, кричали, лягались, махали лапами, разлетались и распадались под ударами клинков, копий и боевых чар. Огромные паладинские кони в золотых доспехах прорывали строй врага, сияя пречистым светом, их наездники крушили молотами кости и черепа, сваливали огромных паукообразных чудищ, и читали молитвы. Ястребегов упыри и скелеты не боялись, но всадники с гиканьем и неистовой яростью бросали своих птиц в гущу боя, и каждый удар разил без промаха. Раздавшись в стороны, волна нежити начала прогибаться под напором яростной атаки. Арвандор вонзил копьё в первого попавшегося врага, подбросив его шагов на пятнадцать вперёд, выхватил меч, снёс голову другому, отрубил лапы третьему... перебил хребет пятнадцатому... А они всё шли, всё кидались, всё ревели. Порченная кровь залила его изогнутый клинок до рукояти, ястребег жалобно квохтал, но ни на миг не замедлял бега... А они всё шли и шли. Шли и шли. Шли и шли, по одному, по двое поглощая атаковавших квелдореев... Дыхание сбивалось, воздух вокруг всё тяжелел и холодел. Силы таяли, словно какая-то отвратная сила вцепилась в горло и пила, пила, пила, не насыщаясь ни на секунду. Ястребег Арвандора покачнулся, зашатался и упал. Рыцарь еле успел высвободить ногу из стремени и рвануться в сторону от удара огромного когтя, служившего прыгнувшему на него упырю вместо руки. Резкий бросок - и тварь лишилась головы, но сзади на эльфа кинулось ещё двое. Паладины, плечом к плечу, бились в гуще пепла и костей, отрывая головы, руки и ноги накатывавшим на них мертвецам. Один из них уже скрылся под горой наседавшей нежити, и лишь вспышки света, с каждым разом - всё слабее - показывали, что тот ещё сопротивляется орде чудовищ. - Надо отходить. Мы не выстоим дольше! - Малсантор Белый Коготь пробился к Арвандору через толпу мертвяков, отбрасывая их в стороны длинным двуручным клинком. - Многие пали, ястребегов почти не осталось. мы разбиты! - Нет! Никогда! - остервенело рявкнул Арвандор и снова кинулся в бой. Какой то вурдалак прорвал его доспех на плече, царапнув по коже. Длинная острая кость впилась в бедро - словно стрела из неведомого лука. Но отсутпить было немыслимо. КвелТалас - за спиной. Квелдорей не сдаются протухшим гадам с мразью во главе!
-Пли! - Стрелы сорвались с пальцев, пересекая небо, затормаживая целые ряды нападающих. Часть, попавшая под интенсивный обстрел, больше напоминанла иглогривов, но раны, которые бы помешали бы или убили любое живое существо, лишь замедляли бесконечную орду. Офицер на стене побледнел, подумав сначала, что какая то злая магия заставила их промахнуться, но, прищурившись, побледнел ещё больше. -Стрелять по готовности! - И сотни рук вновь потянулись к своим стрелам...
Рука еле поднималась... Арвандору казалось, что он и двигается уже медленнее нежити. Тщетно. Мёртвые не уставали, не боялись, не сдавались в плен и не останавливались. Холодный огонь в глазах умертвий леденил души квелдореев страшнее, чем чары следовавших с армией некромантов - а ведь те ещё были живыми! Мерзкие предатели! Арвандор добрался до одного из них - грязного старца в робе и шлеме из конского черепа - и всадил клинок прямо в тощее боюхо ублюдка. Тот застонал и попытался что-то прошепелявить, но Арвандор рванул клинок и располосовал грудь мерзавца до самого подбородка. Кровь текла по ранам рыцаря, убегая с каждой минутой, окрашивая прекрасные доспехи в бледно-розовый цвет. Он рассёк ещё одного упыря, обрубил лапы здоровенной твари-паукану, разбил двух скелетов... ... и оказался лицом к лицу со смертью. Смерть - огромная, в чёрных рунных доспехах, с длинным льдисто-синим клинком, смотрела на него глазами, полными ледяного пламени. Сперва Арвандор подумал, что добрался-таки до Артаса, но этот воин был чернобород и куда старше принца. - Время уступить, квелдорей! - раскатисто выдохнул враг, занося для удара клинок. - Время Сильвермуна прошло. Ваш народ уже мёртв. - Никогда! - вырвалось у Арвандора. Струйка крови побежала по губам, леденя подбородок. Рыцарь отразил первый удар, второй, третий... Холодная хватка мрака леденила даже лезвие меча, холод колол руку. На четвёртый удар благородное оружие жалобно запело...
...На стене их осталось меньше пятидесяти. Обе руки болели безумно сильно, а чёрных тварей не стало меньше. Подушечки пальцев были надрезаны тетивой, и каждый выстрел отдавался уколами боли. В какой то момент Элокхай понял, что клык его почти наполовину погружен в губу, и солоноватый привкус крови заполонил собой всё. Где то далеко он видел золотой отсвет волос рыцаря, увы, не зная, кто это. Фигура чёрная, с серебристо-синими оттенками, уже приготовилась нанести последний удар. Элокхай нащупал стрелу, морщась от боли, и постарался сосредоточиться на выстреле. Стараясь разглядеть в чёрно-красном месиве одно крохотное золотое пятнышко, он задержал дыхание, и выпустил стрелу чуть выше, молясь свету, чтобы попасть в цель.
Стрела золотистой молнией прочертила по небу сияющую полосу и вонзилась в горло рыцарю смерти. Арвандор заметил в глазах противника удивление прежде, чем тот свалился со своего проклятого скакуна. Не зная, кто его спас, рыцарь что было сил вогнал клинок между глаз умирающему сопернику. "Спаси нас Свет! Сколько же их ещё"... И снова бой - бесконечный кровавый танец, больше похожий на топтание медведя. Злобные, перекошенные смертью и болью физиономии упырей, плевки слизи и льющийся с небес дождь из крови, грязи и гнили... Рядом с ним оказалось ещё трое из бойцов, уже потерявших своих ястребегов. Вместе, встав спина к спине, они прорубали себе путь сквозь стену нежити, не зная, куда. Длинная лапа упыря чуть было не снесла голову Арвандору. Рыцарь рядом с ним парировал удар за него. Арвандор вернул долг через минуту, отразив нацеленный в союзника удар. - Спаси... - попытался сказать тот, но тут на них спикировала, исступлённо визжа, огромная горгулья, и остатки слова потонули в её пронзительном крике и звоне стали о твёрдокаменную плоть.
Стрелок измученно улыбнулся, увидев падение фигуры, и был готов продолжать бой, но, оглядевшись, увидел, что на стенах почти никого не осталось. Немногие выжившие отчаянно отбивались на лестницах от уже пробившейся в городе нежити. Один из офицеров сидел спиной к укреплениям, с вытаращенными от ужаса глазами, и в ужасе бормотал молитвы. Элокхай в ярости пнул того, заставив эльфа растянуться на полу, уткнувшись в лужу чьей то крови. Краем глаза лейтенант видел, как нежить врывалась в дома, истребляя, уничтожая, расчленяя на своём пути всё. Офицер, с которого слетел шлем, на вид оказался просто мальчишкой, и слёзы из его глаз катились вниз. "Спаси нас свет" - сказанное совершенно потеряно. В этот миг что то дрогнуло в душе лейтенанта, и он рванулся к трупу своего командира, стараясь увидеть глазами рог отряда. Крики умирающих заполнили собой всё вокруг, но нельзя, нельзя было сдаваться. Разорванными руками эльф поднёс окрашенный кровью инструмент к губам и громко затрубил отступление. Рейнджеры на стенах повернулись к нему (и нескольких это стоило жизней от когтей кружащих горгулий), и бросились к лестницам. Сам Элокхай так же направился, мимо трупа рыдавшего несколько секунд назад мальчишки, которому одна из тварей на лету снесла половину черепа. Ужас наполнил его сердце. Спустившись вниз, он выхватил меч, и, отбиваясь от наседавших упырей, коротко крикнул окружавшим его стрелкам бежать.
И они побежали - от криков умирающих, от неумолимой чёрной орды нежити, от собственного бессилия и отчаяния. В северо-восточной части города они заперлись в доме, уставшие до безумия и напуганные, и отбивались от тварей ещё несколько часов. Завывания мёртвых не прекращались ещё долго, а потом они все одновременно ощутили, что произошло что-то ужасное. Свет Солнечного Колодца, к которому они привыкли с рождения, вдруг погас. Двое из выживших сразу бросились на улицу, и почти сразу же их предсмертные крики огласили пустые улицы.
...Стрелки прятались в доме ещё несколько дней, и, когда они, измученные голодом, болью и усталостью, вышли на усеянную трупами улицу, они уже знали, что всё кончено.
Пять с Половиной Тысяч Дней Войны. (Со слов)
читать дальшеПромежуткок в пятнадцать лет в жизни эльфа, если сравнивать с короткоухими, больше напоминает два или три года, и именно поэтому тысячи историй, случившиеся там, можно объеденить в одну большую присказку, которую ветераны рассказывают в тавернах милым дамам. Пятнадцать лет, это всего лишь пять с половиной тысяч дней, три тысячи двести ночных смен на посту и около двух сотен пьянок с друзьями. И хотя для дам обычно настоящие ужасы и страсти боевых действий никогда не будут чем то приятным, возможно, только возможно, что именно эти рассказы будущих стариков предотвращают кровопролитие хотя бы раз в поколение. Сам Элокхай, разумеется, рассказал бы эту историю куда красочнее меня, сдобрив её выражениями и жестами, но раз уж его с нами нет, то рассказать, похоже, придётся мне. Шестой Стрелковый отряд Армии Квель'Таласа к началу очищения Элвинского леса от одичавшей орды нежити, насчитывал ровно шесть эльфов из двадцати пяти оригинального состава. Их считали везунчиками - в целом двое из отряда считались бы хорошим раскладом. Переформированное подразделение долгое время служило службой прикрытия, и как правило обеспечивало огневую поддержку со стороны. Однако случается всякой, и отряд лейтенанта Блейзшота однажды таки ввязался в бой своим основным составом. Эльфы сражались весьма по эльфийски - беспощадно, жестоко, но, увы, ужасы бойни ещё откликались в их разумах. И хотя рядовые стычки таки стали привычными и относительно простыми, в отряде раз в несколько недель менялись младшие стрелки - совсем зелёные, дай свет на первом десятке лет обучения к началу битвы за павшую столицу. Спустя полгода лейтенант получил ранение от когтя вурдалака, два месяца лечился и соблазнял милосердных девушек, ухаживавших за ним, получая и пощёчины и поцелуи. Да, да, не удивляйтесь, что в дни великой скорби он находил в себе силы для легкомыслия. Вообще надо сказать, что он очень не любит говорить о войне тогда, хмурится, говорит что то про швабру, и уходит. Сам он в своё время нашему медику говорил, что с женщинами он забывал о том ужасе, который мы все пережили, и очень надеялся, что забывали и его незадачливые спутницы. В Сильвермуне и на поле боя - два разных эльфа! Словно братья близнецы, но как две стороны монетки, Блейзшот никогда не смешивал два своих образа. ...А война всё шла! Не буду говорить про то, как там было плохо нам - всем плохо на войне. Но держались мы, держались, и шли вперёд по лесам, сначала просто по тёмным, а потом уже и порченным. Сражались каждый день, спали по паре часов, если вообще спали, а ели (леди, не сжимайте губки, вот она такая, рыцарская жизнь!) мясо тех живых, кого находили. Грех говорить, что на вкус в чумоземье всё мерзко как гоблинская сельдь, но выбора особо и не было. Когда стало ясно, что возвращаться назад уже нельзя, лейтенант, который тогда уже стал гораздо холоднее, чем был даже в академии, приказал нам дойти до армии принца КаэлТаса, что по сведениям должна была быть где то западнее. С тяжелым сердцем подчинились мы приказу, но выбора не было. И не помню уже, сколько мы скитались по чумоземью, но скажу вам одно, друзья мои, нет на свете ничего страшнее. Почти всем снились кошмары по ночам, мы исхудали, обозлились, но упорно шли за нашим командиром, которому было, по виду, совершенно плевать, дойдёт ли он один, или с нами. Но черствость не сожрала сердце его! Помню, как хоронили мы нашу младшенькую, Мириам (несчастная попала под крик баньши, и несколько ночей страдала в агонии, пока ужас не отпустил её измученное тельце), он стоял, смотрел как её маленькое тельце сжигают, чтобы немёртвые не съели, и вижу - клык у него левый почти на половину в губу вошёл! ...Многих мы тогда похоронили, из двадцати пяти до Лордамера дошло десять. Люди, как нас увидели, помню, едва из пушек не перестреляли - до того мы на нежить были похожи. Но отвели к Каэлю, и скажу вам дамы, принц - вот по нему было видно, что он принц! Я столько достоинства только когда Анестериан, да будет земля ему пухом, выходил на площадь и речи говорил. Всё таки яблочко от яблони... Так о чём я? Ах да! Лейтенант! Тут про него мало что можно сказать - другие офицеры его даже чурались помаленьку, но не лезли. Нежить мы били и били, с людьми их били, с дварфами били, даже с гномами били! Шестой Стрелковый, научненный опытом выживания в чумноземье, там почувствовал в доброй сотне историй, грустных и весёлых, но речь то не о том. Блейзшот то наоборот - совсем потерялся тогда. Все чаще он смотрел на север, и казался нам словно уже и не от мира сего - вроде бы и нормальный, а порой такую штуку скажет - аж жуть берёт! Когда связь с Сильвермуном восстановилась, нас отправили дирижаблем домой, и клянусь луком своим, что нет зрелища красивее океана с высоты полёта птицы! Сильвермун нас встретил расколотым надвое орехом, увы, наполовину гнилым. Нежить рвалась через мёртвый шрам, зависимые от арканы несчастные (мне то повезло, я звёзды с неба в аркане никогда не хватал), и снова пошли мы воевать. Лейтенант в бою появлялся уже реже, наведываясь больше по женщинам да по спиртному. А потом, помню, хватался на ухо, хмурился грозно, и говорил нам, что мы все дурни, и пора готовиться к бою. Что с ним было тогда? - свет знает. Да только вот не было счастья в нём, ну не было, и всё. И хоть вёл он наш отряд исправно (а из старого отряда нас тогда было семеро ещё), но... да что тут говорить! Сломала его эта война, как пить дать. Как и многих других - но он никогда не жалел себя. Он просто шёл вперёд, безразлично, и вёл нас за собой на верную смерть, которую мы побеждали раз за разом. Прошло ещё несколько лет, и жизнь наладилась. Один из нас ушёл со службы и завёл семью, его и его чудную дочурку, которой... ах, не помню сколько, но она совсем маленькая ещё... Вот, навещаем мы их. После десяти лет безупречной службы, нас приставили к награде "За Доблесть", а Блейзшот получил позолоченные шпоры рыцаря. А рыцарь в наше время персонаж редкий - и вдруг снова он повеселел, возрадовался, и словно ожил. И вот в последние годы войны, хоть и потрепало нас изрядно, жилось неплохо. Хотя, когда принц вернулся... Душа болела своих убивать. А принца, я его издалека его видел, но страх у меня в разуме поселился, и до сих пор его лицо измученное вижу в кошмарах. Уже у самого плато Солнечного Колодца воевали мы, с демонами. Да только всё равно уже было, тролли, орки, нежить, люди, демоны, другие синдореи... Всё что мы хотели, помню, это чтобы война побыстрее закончилась. В той последней битве погибли ещё двоё, что оставило в отряде из новонабранных двадцати стрелков только пятерых, что прошли войну целиком. Но, увы, я воевать не мог просто. Пожал я руку нашему лейтенанту, а он посмотрел на меня так, голову наклонил и сказал: "Свет с тобой." И ушёл он на новое задание через пару недель, вместе со своим Шестым Стрелковым. Как я слышал, лейтенант уже скоро взял увольнительную на два года, и осел в Бути Бее, наслаждаясб вином и женщинами. Вот такая вот история, про пять с половиной тысяч дней войны. Эх, бармен, плесни ка мне ещё вина! Выпьем за тех, кто и сейчас сражается за наши долгие дни и приятные ночи!..
Элиз. читать дальшеЭтот детский мотив играл в его разуме раз за разом, напоминая о тех славных годах, когда мир ограничивался домом, академией и ещё детским, юношеским ощущением собственной бесконечности. Не было ничего, что нельзя было бы сделать; не было никого, кем бы он не мог стать. В такие дни душа жаждет чуда, надежды, чего угодно, лишь удержать упорхающие осколки чего-то искреннего, что должло бы прорасти во что-то невыразимо скучное и серьёзное. Что такое этот мир юноши, в котором нет настоящей страсти к прекрасной даме, даже они с этой дамой даже ещё не встретили друг друга? Верно, он неполон, несовершеннен, незакончен. И сердце юное жадждет наполниться первой в своей жизни подлинной страстью, стать тем самым прекрасным рыцарем из сказок на ночь.
...Они встретились случаянно, как и полагается в таких случаях. Никакой иронии, но так всё и было - благородная девица была приглашена на смотр учений в академии, и её белоснежный ястребег выделялся пятном идеальной чистоты на фоне пестрой толпы. Выходящие будущие рыцари были при полном параде, и тогда ещё старший сержант Блейзшот впервые предстал перед настоящими аристократами. Турнир рыцарей - вещь презабавная и красивая, сам Король озарил их своим присутствием в тот день. Ожидая шествия по улицам города за подлинными и прославленными героями, мальчишки ещё перешёптывались о молодых аристократках, а те, что постарше, по молодецки отвешивали подзатыльники, незлобливо, как и полагается в праздник. Колонна шла неспеша, и ощущать на себе сотни внимательных взглядов было непривычно, сердце колотилось вдвое быстрее, но, благо, шлем закрывал его покрасневшее от волнения и жары лицо. Дорога словно и не кончалась, но показвшиеся вдали шпили королевского дворца ясно указывали, что пришла пора строить отряд. К своему великому неудовольствию, Элокхай оказался в первом ряду, и как и положенно по этикету и уставу, снял шлем пред своим королём, и почтительно склонил голову. Рыжая прядь при этом движении коснулась переносицы, едва не заставив его чихнуть, и, словно невзначай, старший сержант вытянул губы и дунул, стараясь убрать непослушный локон с лица. По команде вольно они все подняли головы, и во всей своей красоте нового поколения защитников предстали перед доброй тысячей зрителей. Анестериан благосклонно, царственно улыбнулся, и махнул рукой. Три сотни рук коснулись своих лат, ровно напротив сердец, и отсалютовали сначала правителю, а потом публике. На глаза старшему сержанту попалась аристократка с прекрасными каштановыми волосами, чуть вьющимися. На лицо она не была красавицей в понимании моды, но взгляд её пронзал насквозь, словно стрела снайпера, а крохотные ямочки на щеках приводили душу юноши в неописуемый восторг. Она перешёптывалась с другой дворянкой, худой голубоглазой блондинкой с чуть пухлыми щечками и хитрым выражением лица, словно горная лисица пряталась под её внешностью. Блондинка вдруг поймала взгляд Элокхая, хихикнула, и что-то быстро прошептала сероглазой красавице. Та повернулась, нашла глазами Блейзшота в толпе (ибо тот просто не успел отвести взгляд), и так Элиз и Элокх увидели друг друга впервые.
Ему - двести семнадцать лет, ей - двести десять. Она - наследница знатного дворянского рода, одна из будущих придворных сплетниц, птица высокого полёта. Он - отпрыск поколения рыцарей, в сияющих доспехах, и слишком легкомысленный для своего возраста. Казалось, сама судьба свела их вместе ещё тогда, после парада, и подарила друзьям обоих бесконечное количество поводов для дружеских насмешек по поводу этой детской любви. Элокхай три дня в неделю приходит к её окну, неизменно с цветами, набранными за городом, и ждёт. Её мать в восторге от такого ухажера, и открывает дверь до того, как её дочь готова выйти. Отец рыцаря увидев их вместе однажды, едва не прослезился, и потом, как бы невзначай подмечал, что свадьба не за горами. Эльфийская любовь порой длится дольше, чем смертным отведено на всю жизнь, и уже спустя пятьдесят лет безупречной и взаимной преданности и доверия, уже младший лейтенант, пробежавшись по своим знакомым, на общее жалование подарил кольцо из какого то странного сплава. Пред его глазами навсегда застыл миг, как она расплывается в улыбке, краснеет, глаза начинают подозрительно блестеть, словно от слёз, и она бросается к нему на шею к криком "конечно да! миллион раз да!"..
Она воистину расцвела всеми оттенками Сильвермунского рассвета, став старше и значительно более женственной в сравнении с хрупким цветком из хрусталя, что он увидел почти два с половиной века назад. Они живут вместе уже почти двадцать пять лет, и, хотя кольцо Элиз и не снимает, торопить свадьбу они не хотят. Младший лейтенант ленив на службе, но в мирное время порицать начальству его не за что. У рыцаря счастье, что уж тут взять? Она смеётся, и говорит, что он стал как толстый, сытый кот на солнце, вымазанный сметаной. Он улыбается в ответ, и просит почесать себе живот для полного блаженства. То, как они смотрят друг на друга, умиляет абсолютно всех знакомых до счастливых вздохов. Поседевший старик-отец уже вовсю думает о внуках, и как он будет учить их стрелять из лука, сам Элокхай смеётся в ответ, и хлопает старого вояку по плечу, говоря: "всё будет. Всё будет."
Полночь. В городе горят почти все огни, напуганные лица повсюду. Они встречаются в переулке. Он - невыспавшийся и усталый, но улыбающийся просто ради того, чтобы поддержать её. Она - бледная, с зарёванными глазами, дрожащая от ночного холода. Враг у ворот. Они проходят до самой гавани, где прощаются, как навсегда, и обнимаются. Лейтенант с трудом сдерживает слёзы, боясь отпустить, потерять свою Элиз. Она ещё долго всхлипывает на его груди, после чего молча идёт на корабль до Квель'Данаса.
Поздний вечер. Зарево пожаров на горизонте, и куски разрушенных зданий внутри. Он, и ещё несколько уцелевших стоят около храма, разрушенного нежитью. Сладковатый запах разлагающейся плоти щекочет его нос, его зрачки расширены почти до предела, а по перчаткам сочится чужая кровь. В нескольких метрах от них - вход в храм, и даже не взглядываясь, можно увидеть, что там ещё осталось несколько отвратительных тварей, которые дожирают останки детей и женщин, которые укрылись там. Лейтенант с воплем начинает посылать в чудовищ стрелу за стрелой, побежал вперёд, и вбивал воскрешённые кости в пол до тех пор, пока не осознал, что бьёт холодную каменную плиту. Уставший священник с сочувствием смотрит на него, и осторожно замечает, что часть беженцев успела отплыть на восток, к незатронутым тварями частям лесов. Элокхай, опустошённый, продолжает с воплями бить пол.
***
Прошли долгие пятнадцать лет войны. Лейтенант, который уже мало похож на того рыцаря, сражавшегося на стенах Сильвермуна, ещё иногда смотрит в пустоту перед собой, и шепчет то-ли проклятия, то-ли молитвы. Он всё ещё видит её смеющееся лицо в своих снах, но... Видимо просто не все сказки заканчиваются хорошо.
Возвращение Героя
читать дальше ...И война закончилась. Если бы не зудящее чувство полной опустошенности и усталости, он бы, конечно же, вернулся на руины своего дома, и начал бы строить все заново. В незер шпоры, в незер рыцарский титул, в незер осточертевшую до дрожи винтовку и бесконечные крики умирающих, отдающиеся в глубинах сознания. Сесть где нибудь на берегу и смотреть как ночное море порождает рассвет. Но жизнь была сломанна раз и навсегда, и это, конечно же, било суровым молотом реальности не хуже молотов тех же паладинов. Но так только казалось. Судьбу он назвал неблагодарной сукой ещё пару лет назад, но, наверное, в сердцах. Мало кто понимал, что они пережили - те пятеро бледных, усталых стрелков, которые наврядли смогут спать без кошмаров до самого отпущенного им срока. Тысячи упущенных возможностей, руки по плечо в крови, а на улицах танцуют и поют, война закончилась.
...А может быть и не было войны. Может быть они просто цеплялись за то, что в них воспитали предки: эльфийская гордость, эльфийская честь... Спасла ли она их? Рыцари умирали первыми, как водится, с той самой эльфийской честью, и где они теперь? Кто-то погиб, кто-то получил погоны и сияет глазами цвета гнилого изумруда, а кто-то просто не выдержал и спился от этой самой мерзкой пустоты на душе. Где те, за кого они сражались, за кого мстили, за кого шли на смерть каждый день? Прекрасные дамы, ради которых юноши в сияющих на солнце доспехах шли на подвиги, и умирали с их именами на устах..? Шлюхи в Мидии? Фелбладки-роялистки? Почему в конце вышло так, что они проливали кровь и хоронили товарищей ради мерзкого, отвратительного, гноящегося в собственной похоти и уродстве мира..?
Чем они все заслужили это? Они не грешили пред богами, не убивали, не воровали и не ломали судьбы, в отличие от других народов. За что, за что этот прекрасный, красивый мирок, полный чистоты, счастья и наивности подвергся жесткому истреблению? Неужто красота не может жить в этом мире, неужели она всегда становится изнасилованной бессмысленной жесокостью? Все его вопросы о том, почему тысячи невинных были убиты жестоко, просто так, почему такие как он шли на смерть, вместо того, чтобы жить счастливо тысячи лет, почему вокруг них осталась только смерть и горечь, и всё то же мерзкое дыхание пустоты на сердце - все эти вопросы оставались без ответа. Такие как Элокхай переставали молиться через полгода, а через год уже переставали даже в своих душах. Такие как он через три года не спрашивали, стоит ли убивать, а через шесть даже не задумывались. Воспоминания угодливо напоминали лица, сотни лиц, которые изменились настолько, что просто не хотелось признавать, что все вокруг - реальность, а не безумный кошмар. Как думал он, да и многие другие, лучше бы сойти с ума, чем если бы всё это и вправду случилось.
...Что-то определённо было не так. Эльф водил пальцем по мокрому песку, выписывая буквы, одну поверх другой. Глаза внимательно следили за пальцем, и хотя рисунок уже минут сорок как превратился в одну убогую кляксу, он скорее помнил, чем видел, что же там написано. Можно было сказать, что лейтенант улыбался, он, похоже, сам он внимания на это не обращал. В какой то момент он словно вздрогнул, и торопливо, как будто испугавшись, провёл ладонью, стирая сложенные в слово буквы. Рука почти любовно коснулась воды, холодные капли скользнули по запястью в рукав доспеха, проводя вплоть до локтя холодные линии. Казалось бы, эльф и не заметил этого - он с тяжелым вздохом поднялся, и неспеша поковылял к своему ястребегу. Не было никакого представления, что же делать дальше, как жить, и что с ним не так. Он в душе поселилась уверенность, сначала совсем робкая и малая, то он до смерти устал от войны. Ад, по его скромному мнению, уже был переполнен, а значит оставалось только жить. Удивившись собственной способности ещё иронизировать над полным непонимаем себя и своей жизни, он чуть улыбнулся, и почувствовал, как пересохшая губа трескается, и крохотная капелька крови касается его языка. "Всё сначала" - пронеслось в его разуме, и он плотно сомкнул губы, чтобы не закричать от отчаяния. Герой вернулся.
Ночь
читать дальшеСлова, не произнесённые, непродуманные, несказанные. То, что хранится в душе усталой и измученной, не выпустить наружу даже под пытками. То, что спрятано в глубинах сердца, никогда не проснётся, пока не появится та, кому эти слова предназначены. Письмо голубем на север до Сильвермуна, приказ возвращаться, лица вокруг, и замирающее от страха сердце, снова.
И хотя мир вокруг вдруг закрутился со скоростью ножа, пересекая жизни и судьбы, и разрывая мир тихим свистом событий и разговоров, он отстранился от этого, теряясь в глубинах своих мыслей, сидя на утёсе, глядя на луну где то глубоко в звёздном небе, серебристую и манящую, словно сирена, что танцует среди облаков. Он никогда не думал о том, что что-то в этом мире может измениться к худшему (а о лучшем вообще предпочитал не думать), но почему то луна очаровывала его, может быть навеянными воспоминаниями из прошлой жизни, может быть чем-то ещё. Дыхание ночного ветра холодным прикосновением обволакивало тело и сознание, превращая остроухую фигуру в силуэт из книги, тень напротив света. И хотя жизнь шла и без него, он никогда не хотел это признавать, никогда не хотел отчаиваться, никогда не хотел смиряться. И дитя с глазами ангела задало вопрос всего однажды, но ответа не было. Зато был страх. Возвращаться к пеплу, и снова осознать, что мир уже не тот, и что надо делать всё снова. Были ли силы на это? Он не знал. Хотелось верить, что были, но тень ничего не сделает напротив света. Этот мир рассеет, перемолет его, и превратит в серебристую пыль, что поднимается облаком над кронами, и оседает где то на горизонте.
Но письмо было зажато в руках, немного смятое. Возвращаться в привычную пустоту мучительно не хотелось, но почему то пустота эта была ему ближе, чем лживые объятия или разговоры о несуществующих вещах. Глаза цвета гнилого изумруда смотрели на серебро белого листа, и видели чёрные символы с причудливыми завитками, которые совершенно незаинтересованно рассказывали ему, куда же поведёт его судьба дальше. Об этом не хотелось думать также, он начинал казаться себе жалким. Ветер всё ещё касался его, но даже он начинал стихать в ночном удушье, словно уходящая дева перед рассветом. Приближалась гроза. Смотреть на это мучительно не хотелось, и он, порывшись в кармане, нащупал последнюю на сегодня сигарету, и легонько подпалил её о факел неподалёку. Дым волной горечи и спокойствия пронзил лёгкие, а скрытый яд попал в кровь, пробегая от кончиков пальцев до глубин разума лёгким, сонным спокойствием. В выдохе эльфа читались смешанные два к трём блаженство и горечь. Огонёк рыжего цвета упал на камень, и мгновение спустя стал безжалостно растоптан тенью. Голубь, с прикреплённым к лапке письмом, сорвался в небо, догоняя лунный свет. Глаза цвета зелёного изумруда закрылись, забываясь в покое без снов.
Welcome To The End
читать дальше...Пасмурное утро в Сильвермуне бывает не так часто летом. Обычная солнечная погода сменилась предгрозовой духотой, и застрявший в городе намертво рыжеволосый лейтенант искал способ скоротать время, оставшееся до повторного вызова. Он шёл по рынку, лениво оглядывая палатки и стражей, переодически поднимая взгляд на унылое, тёмное от сдерживаемой грозы, небо. Душный тёплый ветер лениво шевелил пряди рыжих волос, и предгрозовая тишина, казалось бы, была слышна сквозь обычный гвалт рынка.
Спокойствие было разорванно крохотным, лет десяти от роду, чудом с коротенькими волосами цвета солнечной бури, парой милых бантов и чудненьким, очаровательным платьем. Где то из-за спины раздался обеспокоенный женский окрик, требовавший юное создание вернуться к маме немедленно. В разуме рыцаря звякнул невидимый колокольчик, но усталость искать в каждой встречной женщине ту самую сделала своё дело, и только когда обеспокоенная мать коснулась его плеча, он успел мельком глянуть на каштановые кудри и вздёрнутый носик. Глаза эльфа расширились, сердце в одно мгновение стало биться вдвое, если не втрое чаще, а губы сами разомкнулись ради вдоха. О свет, нет. Нет. Это не может быть она. Нет. Белобрысое сокровище с бантиками ловко лавировало между ногами взрослых, пока, делая хитрый крюк от мамы, звонко смеясь, не уткнулась в высокие армейские сапоги неизвестного рыжего дяди. Мать нагнала её мгновением позже, и пара заботливых рук подняла ребёнка над землёй, а бесконечно-голубые глаза уставились прямо в лицо незадачливого спасителя (или скорее препядствия), и уже на подбородке её ресницы удивлённо отдалились друг от друга. Губы предательски дрогнули у обоих, но они стояли молча -одна с дочерью на руках, второй с винтовкой за спиной. Дитя удивлённо переводило взгляд с Эло'Кхая на Элиз, не понимая происходящего. -Добро пожаловать домой, Э'ло. - она выглядела смущенной до невероятности, покраснела и внимательно изучала сапоги рыцаря, в то время как он смотрел на её лицо, сходя с ума от страха, удивления и восторга в своей душе -...пойдём же где меньше свидетелей, пока нас не увидели. Миа - это уже было сказано дочери - иди домой, и скажи папе, что мама скоро придёт. Папе. Слово это огрело лучше любого хлыста или заклятия. Папа. Отец её дочери. Кто то, кто вместно него. Лоб эльфа пересекла морщина, глубокая и узкая как рана на сердце. Однако, он послушно последовал за Элиз в один из узких скверов, где когда то они сидели по вечерам и он пел ей песни, хотя и не помнил о чём. -Я... - она снова опустила глаза - ...я думала, ты.. ты.. погиб. - растерянность и стыд смешались в её голосе, в то время как в разуме Элокхая все ещё звонким эхом отдавалось слово "папа". -Я тоже так думал. - откуда были силы отвечать, было не ясно - давно ты в столице, Элскан Мин? Теперь настал её черед взрагивать как от удара. "Элскан Мин" - "Любовь Моя". То, как он звал её тогда. Она вздохнула, и посмотрела на него с вызовом, принимая условия и его невысказанные обвинения. -Почти год. Как твоя служба, Э'ло? -Гвардии лейтенант - эльф звякнул шпорами - герой войны и так далее - слова упорно не хотели приходить - вот... приехал на новое задание. -Я горжусь тобой, Элск.. Э'ло. Хорошо видеть тебя живым. -Хорошо видеть тебя счастливой, Элиз - радости особой в голосе, однако не было. -Да, я счастлива. - эльфийка посмотрела на него, чуть наклонив голову набок, прищурившись - мой муж замечательный отец... -Кто он? - эльф перебил резко, с какой то дикой помесью страха и гнева. -Телео... он один из магов - она явно терялась - ...он меня спас. А сейчас... да. Сейчас у меня все хорошо. Элокхай понурился, и отвёл наконец взгляд куда то в стену, стараясь не думать о золотоволосом чуде с бантиками и о том, что сейчас будет. -А как же клятвы? Проводы? Любовь до смерти? - его голос звучал растерянно, словно он сам не понимал что говорил. Его прекрасная дама вздрогнула вновь: -Я думала что ты мёртв... - всхлип - ты был так нужен не тогда, ты бы мог не идти сражаться! Я хотела понять, так хотела - но ты бросил меня! Прикрылся словами, какие ты всегда говорил - "долг"! "честь!" Ты оставил меня тогда, когда я молила тебя не уходить! Прошу, помоги мне понять, почему, почему ты оставил меня, несмотря на все клятвы, Э'ло? Эло'Кхай почувствовал, как его сердце остановилось, и перестало желать биться. Он всё смотрел куда то в стену, чувствуя, как слёзы текут по щекам, и капают вних, в недра доспеха. -Если бы мы могли, я бы была с тобой! О, видит свет, Элскан Мин - эльф побледнел - я люблю тебя! Но теперь... у меня дочь. У меня муж, который любит меня. У меня новая жизнь. Я прошу тебя, уходи, Э'ло, и никогда, никогда не появляйся в моей жизни вновь! - она уже плакала, а голос срывался. Постояв с секунду, он утёрла слёзы рукавом, и быстрым, резким шагом ушла к свету площади. Эльф же медленно осел, оперевшись спиной на холодную каменную стену. Он сполз, и обхватил руками свой пульсирующий разум, стараясь ухватиться хоть за что-то. Его выпученный между пальцами глаза смотрели в одну точку, а дышал он так редко, словно умирающий. Душа с агонизирующими воплями отрицала происходящее, требуя ущипнуть, ударить, сломать - всё, что угодно, лишь бы только проснуться от этого кошмара. Сердце билось уже медленнее, словно невероятное, ледяное спокойствие пришло в его душу. Спустя какое то время он встал, и, чуть пошатываясь и дрожа, направился к ближайшему же бару. Едва сев, со стеклянным взглядом заказав двойную порцию дварфийского тёмного ("Плохая идея" - ненавязчиво заметил кто-то из-за соседнего стола), и начал пить. Он что то нашёптывал себе с безумными глазами, и обрывки песен срывались с его губ. Уже ближе к полуночи его, пьяного в стельку, аккуратно довели до одной из скамеек сквера, и уложили там. Он всё лежал, и смотрел блестящими от слёз глазами на мрачное небо, которое так и разразилось грозой. В ту ночь он попросил Богов о быстрой смерти, но слова его услышаны не были. Следующим утром одинокую фигуру лейтенанта Блейзшота можно было увидеть у стоил дракоястребов. Сорвавшаяся в небо тень отправилась на юг, и далее скрылась в неизвестном направлении. Короткая записка, найденная среди беспорядка в его комнате, содержала просьбу заполнить форму об увольнении, отказе от рыцарского титула и наследстве. Золотые шпоры, вырванные с кусками стали из наградных сапог, были, очевидно сильными ударами, вбиты в стену. Welcome To The End.
Вместо эпилога.
читать дальшеА что изменилось? Ничего. Сломанная надежда, которая заставляла идти, оказалась бесполезным куском дерьма. Любовь любовью, а с кольцом на руке она бы все равно никуда не делась. А у неё дочка. Маленькое белобрысое существо, которая, наплюй он на свои принципы пару лет назад, могла бы быть рыжеволосой. И было бы его идиотское маленькое счастье, и домик у моря, и счастливое бородатое отцовство и старение и пивным пузом. Но жизнь, эта холодная, бесчувтвенная дрянь, решила по другому. Она решила, что его мечты - такое же дерьмо, как и всё в этом мире. Она решила, что тот, кто принял роль спасителя, жертвующего собой однажды - будет нести эту ношу, пока не подохнет, спасая очередную жертву. "Выбор есть всегда" - как это наивно. О свет, вы совсем дураки, если верили в это. Нет выбора. Все мы - маленькие, потерянные души в океане злобы, старающиеся построить своё эгоистичное счастье на пепле чужих домов и костях сломанных судеб. Никто не любит думать, чем пожертвовал кто то, чтобы тебе жилось комфортно и мило, никто не любит осознавать, что маленькая жизнь, которую так хочется прожить счастливо, всего лишь цепочка страданий и ужаса, созданная, чтобы кто-то мог пытаться жить на осколках твоих страданий. А Элокхай - он хотел кричать, хотел рыдать, но на самом деле, он хотел просто сдохнуть. Но даже смерть - страх того, что он увидит всё это в последние секунды - не могла дать ему успокоения. Он сходил с ума, шатался по лесам, как когда то давно, убивал, чтобы не быть убитым, убивал просто так. К чему была жизнь, в которой надежда мертва? Бессмысленное, убожественное коротание дней, по локоть в крови, иногда и своей. Он был омерзителен сам себе - с грязными, спутанными волосами, заляпанным кровью ртом и руками и потёртых доспехах. Голоса в разуме появлялись всё чаще, и они нестройным хором несли всякий бред о долге и покорению сучьей судьбе, надеясь, что он слышит их. Но ему было плевать, даже на то, что он очевидно сошёл с ума. Спустя несколько недель, он на оставшиеся деньги купил место на корабле до Нортренда. В последний раз, когда живое существо видело его, он шёл на север, к вершине мира. Убийца ли, герой ли, рыцарь или беспринципный инструмент - было всё равно. Хотелось прекратить чувствовать, понимать, и ощущать. Вырвет ли сердце из груди первый же монстр, или он дойдёт до конца - не играло большой роли. И он шёл по снегу и льду к чёрным вратам, не особо волнуясь, что будет дальше. Гнетущая пустота на душе победила, и он был мёртв задолго до того, как рунный клинок фигуры в чёрном пронзил его. С точки зрения судьбы, у Эло'Кхая никогда не было выбора.
Пометка от Анми Эло'Кхай возможно единственный персонаж, которому я действительно сопереживал по мере написания истории. Желания делать судьбу трагичной изначально не было, но просто потом понял, что во первых у меня получаются омерзительно приторные хэппи-энды, а во вторых - такие персонажи никогда не заканчивают хорошо. И да, там осталась лазейка для становления ДК. Просто потому, что персонажа с такой проработкой лень забрасывать.
Take me back take me back through this cinematic flickering let the fog on our window melt I've never met a partial friend who would never leave cloudy are the things we try to say cloudy are the things we try to see
I STILL SEE WINTER in my mind's blind eye COLD SKY FILLING UP with the color of our breath
Take me back take me back through this cinematic flickering let the fog on our window melt I've never met a partial friend who would never leave cloudy are the things we try to say cloudy are the things we try to see
FOOT PRINTS SOLACE in the way we step TEACHER SPEAK SOFTLY show me how it all will end
Take me back take me back through this cinematic flickering let the fog on our window melt I've never met a partial friend who would never leave cloudy are the things we try to say cloudy are the things we try to see
NEVER SEE WINTER
NOTHING IS LEFT NEVER AGAIN WILL THIS COME FULL CIRCLE NO ONE IS LEFT REMEMBER THE ONES WHO STAYED NEVER SEE WINTER
Take me back take me back through this cinematic flickering let the fog on our window melt I've never met a partial friend who would never leave cloudy are the things we try to say cloudy are the things we try to see
I STILL TRY HOLDING IT CLOSE only now so distant JUST IN MEMORIES will I remember those friends
TAKE ME BACK... THE ONLY ONE WHO IS LISTENING IS DEAF AND NO ONE ELSE IS CARED ABOUT NEVER SEE
Когда друзья ложатся спать, всё накатывает с новой силой. А всего, что я могу так часто недостаточно. Страшно, тяжело и уныло. А я пою импропер дэнсинг Кня, а я спасаю мир. Похороните меня в наушниках, дада.
Тыковка=Р (0:40): я до сих пор не могу решить с какой ехать сумкой ( Anmorium (0:40): Какие варианты? Тыковка=Р (0:41): чёрная и белая но у каждой свои минусы Anmorium (0:41): Белая Тыковка=Р (0:41): белая сумка плохо выглядит, и чуть чуть мньше, но она нормально будет выглядеть с кросовками, и я оденусь так как я хочу Тыковка=Р (0:42): если же чёрная-надо одевать каблуки(т.е. могут замёрзнуть ноги), плюс отпадает мой любимый голубой шарф и надо одевать чрно-белый платок....но она больше, с точки зрения практики она лучше... Anmorium (0:42): Возьми белую Тыковка=Р (0:42): вай? Anmorium (0:42): Ты спрашиваешь - какую - я отвечаю) Anmorium (0:43): Потому что я хочу увидеть тебя с белой сумкой) Тыковка=Р (0:43): мне интересно, почему ты сказал белую) ты мня и так, и так увидишь с белой сумкой....вопрос только со сколькими чтото у меня вещей много получается( Anmorium (0:43): >.< Тыковка=Р (0:45): пока я не решу с какой сумкой мне ехать, я не смогу собраться и следовательно лечь спать( Anmorium (0:45): С белой Тыковка=Р (0:45): но чёрная больше.... Anmorium (0:46): С белой Тыковка=Р (0:46): неуверена Anmorium (0:46): С белой Тыковка=Р (0:47): хватит копировать не ленись-перебирай культяпками((( Anmorium (0:47): А я каждый раз заного пишу. С белой Тыковка=Р (0:47): ну ну... Anmorium (0:47): Не веришь?) С белой!) Тыковка=Р (0:47): неочень) Тыковка=Р (0:48): ну значит ты дурак ну вот почему с белой?????? омг, я сама себе напоминаю стереотипную блондинку((( от этого ещё хуже( но на вопрос ответьь Anmorium (0:48): С белой Тыковка=Р (0:48): блять Anmorium (0:48): Потому что я так хочу) Тыковка=Р (0:49): ооо дааа, у мужиков всё всегда рационально и аргументированно.....ну ну) ( Anmorium (0:49): Ну так что, поедешь с белой?) Тыковка=Р (0:49): я не знаю((((((((((((((((((( Anmorium (0:49): Возьми белую) Тыковка=Р (0:49): взяла в чемодане Anmorium (0:50): И поедешь с чёрной?) Тыковка=Р (0:50): нет, это другая белая) Anmorium (0:50): Возьми две белые) Тыковка=Р (0:50): аааарррр какая температура плавления мозга? Anmorium (0:51): Около сотни) Тыковка=Р (0:51): мне кажется я близка... Anmorium (0:51): Просто возьми две белые) Тыковка=Р (0:52): как будто 2 антивируса засели в голове, и кто кого.... щас будет большой взрыв, и я поеду с красной) Anmorium (0:52): Тоже правильно) Тыковка=Р (0:52): фаирволл) нет, неправильно, она совсем неудобная) Anmorium (0:52): Ладно, бери чёрную) Тыковка=Р (0:52): почему у меня столько неудобных сумок... Тыковка=Р (0:53): а вдруг у меня ноги замёрзнуть или устанут на каблуках?( Anmorium (0:53): Тогда бери белую) Тыковка=Р (0:53): ты меня бесишь( Anmorium (0:53): Тогда бери чёрную) Тыковка=Р (0:53): бля, ты хоть читал что я те пишу) Anmorium (0:53): Нет, лучше белую) Тыковка=Р (0:53): ты же психологию изучаешь, ну так изучай) Anmorium (0:53): Чёрную. Тыковка=Р (0:54): ты что на меня антиспам поставил???? Anmorium (0:54): В общем, определяйся) Я посоветовал всё, что мог)
[Fox] (20:07): Ну хз, может они говорили, что будут выбирать из двухсот с писькой? Anmorium (20:09): Да нет, обещали двести тридцать-двести сорок. Экзамен три часа. А так все за час отстрелялись с двойной проверкой и побежали. [Fox] (20:09): Ну ведь в чем-то это неплохо) Anmorium (20:09): Но чувство, что наебали, всё равно осталось. Anmorium (20:10): Эта сука знала, что к двум сотням мы будем готовиться. Надо было спать вчера. [Fox] (20:10): А ты еще и не спал и готовился, причем как тру пяцушник, готовился ко всему в последенюю ночь?) Anmorium (20:10): Я был в пяцухе с первого по одинадцатый) Anmorium (20:11): Естесственно я готовлюсь в последнюю ночь)
All the sounds have faded, everyone holds their breath Suddenly aware of the heavy smell of death Countless bodies shattered, like confetti on the floor A single voice in the corner whispers "no more"
Entering the stage, floating like on shiny mist Cloaked in pitch-black, with a binding silver chime in his fist Dead eyes staring, at the dying panickering crowd As he rings the chime monotonous, ears bleeding loud
Out of the sky Riding on high On wings of fire they're burning the night Sharp as a knife Destroyers of life Reaping your souls to put out your lights SOULREAPERS!
Of ancient time, from forgotten stars Of unknown life, never healing scars
Out of the sky Riding on high On wings of fire they're burning the night Sharp as a knife Destroyers of life Reaping your souls to put out your lights SOULREAPERS!
With a piercing infernal blast, the sealing cracks to the free A black hole on the black sky, the air filled with intensity Waves of loaded energy, hits the frozen mass Followed by the roaring sound, of ignited gas
Bursting out of the black, an ancient creature of old Engulfed in living flames, but still the air is cold
Bodies rising from the ground, bleeding when stripped of their souls A last victorious scream, as it fades into the black hole All love's lost and all hope dies. All turns black, when the soulreapers cry