Примерно полтора года назад у меня было свидание. Ну, вы знаете эту историю - посиделки в суши, флирт и попытки напроситься на поцелуй. Я до сих пор делаю это так неумело, что не устаю удивляться, как вообще не остался девственником в свои суровые 22. Но конкретно то свидание в суши-баре на лубянке было особенное. Потому что там не было заказанных моей подругой суши, и ей принесли другие, почти такие же. Единственной разницей было то, что соус к ним содержал толченый грецкий орех - мой криптонит, если так можно выразиться. И естественно, она меня угостила, и, естественно, я не посмотрел в меню, чтобы проверить.
Следующие полчаса с этого момента я помню очень плохо. Одной из важных причин было то, что в мой мозг почти перестал поступать кислород через десять минут, другой возможно было то, что околосмертное состояние разум старается забыть - сознание и подсознания сходятся на том, что стресс такого уровня лучше блокировать. Выбрасывать в кровь лошадиные дозы адреналина, и продолжать идти. Я как-то очень смутно помню, что дошел до аптеки, купил тавигил, выпил полпачки, меня стошнило суши и пивом вперемешку прямо на улице, я кое-как добрался обратно для напуганной до полусмерти девушки, и попросил вызвать скорую. Посидев еще с минуты две, я попытался дойти до туалета и умыться - и потом темнота. Единственное, что я помню хорошо - это мерзкая боль на затылке от удара о что-то.
Ну, с кем не бывает.
Девушка, которая была со мной в тот день, проявила чудеса героизма просто. Пока люди вокруг старались не смотреть, как на полу синеет молодой человек в очках и с длинными волосами, и брезгливо просили счет, чтобы уйти из этого некомфортного места и неудобной ситуации, барышня нашла медсестру, меня аккуратно переложили на стулья и вызвали скорую. Которая ехала 45 минут. Пятница, вечер, лубянка. О да. К тому моменту мое горло уже раздулось достаточно сильно, чтобы начать удушать меня, и только каким-то чудом попавшие элементы тавигила успевали это подавлять достаточно, чтобы можно было дышать. Несмотря на все количество адреналина в крови, мне безумно хотелось спать. Чесалось почти все тело, я чувствовал, как на коже вздуваются волдыри - причем буквально по всему телу, но единственной моей эмоцией была слабость и желание уснуть. Я как-то прохрипел, чтобы мне под голову положили что-нибудь, ибо лежать разбитым затылком на жестком деревянном стуле было не окей.
Когда приехала скорая, которая оказалась намного ироничнее, чем я думал - огромный санитар, который явно работал в одной из психушек усмирителем, и хрупкая блондинка с некрасивым пухлым лицом, которая вполголоса материлась на пробки. Я помню, как удивительно спокойно я отмечал изменения в теле - адреналин и стресс подавили чувство страха и инстинкты самосохранения, а тело стремилось удержать сердце и мозг работающими. Так сильно, что я полностью ослеп минут на десять точно - это совершенно удивительное чувство, когда ты изо всех сил распахиваешь веки, но вокруг только темнота и звуки. И я лежал, стараясь вылупить глаза, но ничего не видел - и жил только слухом и ощущениями кожи.
Первая попытка вставить мне катетер успехом не увенчалась - игла пробила уже плоскую вену на левой руке насквозь, выдав вялую струйку мутной темной крови вверх. Медсестра все так же материлась вполголоса, и ввела мне адреналин в другую руку, после чего давление чуть нормализовалось. Дальше все было уже по знакомому мне плану - адреналин-преднезалон-адреналин до тех пор, пока отек с шеи не спадет хоть немного. Девушка, которая меня спасала в тот день, организовала менеджеров зала, и охранники по зимней улице донесли меня до машины. Я провалился в темноту, снова, позволяя телу делать свою работу по спасению.
Я очнулся примерно через полчаса, на пути в Склиф, мы стояли в пробке. Бледная как смерть Люба смотрела на меня и едва сдерживала слезы - по моему, она никогда в жизни не видела смерть так близко. Но дышать становилось легче, и поганый зуд по всему телу медленно утихал - в тот момент я знал, что критический момент в борьбе я уже выиграл. И почему-то, возможно как форма истерики, мне стало смешно. Я попросил её наклониться, протянул руку, провел по щеке, и драматично прохрипел "Ты выйдешь за меня?" Санитары с вылупленными глазами смотрели на меня, Люба отстранилась с возмущенным и обиженным "дурак!", а я не менее хрипло захихикал. Такое "кхекхекхе".
Это одна из моих существенных черт в мировоззрении - смех. Не то, чтобы я не считал все на свете несерьезным или страдал от излишней жизнерадостности. Это что-то в крови, такое же, как и уязвимость перед орехами - если ты можешь посмеяться даже над собственной смертью, ты начнешь смеяться над всем на свете. Как и я начал, судя по всему. И после таких дней (который я упоминаю исключительно как "Худшее свидание евер"), что-то в голове меняется. Может, это просто мой метод бороться с собственным страхом - смеяться ему в лицо и блефовать до последнего, даже имея какую-нибудь сраненькую шестерку в рукаве своих метафорических жизненных трюков. Мне кажется, что если я перестану насмехаться над всем тем, что меня злит, пугает или расстраивает - вот тогда это будет куда больше похоже на смерть.