"Однажды мой знакомый специалист спросил меня, почему мы, священники самого тайного и опасного искусства в Азероте, не объединяемся. Ведь насколько было бы легче среди тех, кто понимает тебя, знает, какого это быть такими как мы, делиться знаниями и навыками. И я ответил ему, что ни один чернокнижник никогда не будет делиться с кем то своими знаниями и талантами. Слишком уж тяжело даются нам наши уроки, слишком много страдания мы приносим в мир, чтобы делиться им. Запомни навсегда, малыш, настоящий чернокнижник за всю свою жизнь находит лишь одного своего истинного ученика. Только тому, кого считает достойным таин себя и своих учителей - не важно, живых или мёртвых. Только истинному ученику ты поведаешь о феле так, как поведал бы себе. И только истинного ученика ты будешь любить как себя. Но как бы то ни было, в конце концов либо ты убьёшь его, либо он убьёт тебя. Так устроен мир, и не нам что то менять, мой друг."
Сквозь калейдоскоп памяти почему то именно эта реплика запомнилась лучше всего. За вечность кружения в танце двух душ, они оба увидели жизни друг друга почти полностью, даже то, что не помнили, или не жалели помнить. Боль, стралдания, ненависть, отвращение, омерзение, убийства, пытки, страдания, экстаз от фела, снова боль... С другой стороны бесконечности гном видел тоже самое в памяти своего ученика. Было даже грустно, насколько сильно они были похожи - и почему судьба вдруг решила свести их, сделать равными. Сияющая лиловая нить и зелёные картины нереального вокруг, они оба наверное сошли с ума. Но так происходит всегда - один живёт, другой умирает. С самого сотворения мира так было заведено.
***
Луч разлетелся на мириады фиолтетовых искр с противным скрипом. Оба по разные стороны обоза вдруг вдохнули. Джошим, с остекленевшим взглядом осел вниз, шумно втягивая воздух в пустые лёгкие, словно задыхаясь. Ощущение близости смерти наполнило его. В руке было странно и непривычно тепло - он увидел, как между пальцами, словно на невероятном морозе, фиолетовые искры становятся сначала паутиной из капель, которые вязко, словно глицерин, оседали и замерзали, сростались, превращались в ярко-лиловый кристалл с неправильными, неровными гранями. В глубинах родившегося камня души бился ярко-белый светлячок души, искавший свободы. С другой стороны послышался кашель. Человек перевёл взгляд, и увидел точно такой же кристалл в руке Вито. Приподнявшийся гном смотрелся жутковато - из ушей, глаз, ноздрей и рта шла кровь, маленькими вязкими струйками она оплетала его подбородок, окрашивала бороду красными линиями, словно татуировка, и стекала к воротнику мантии, налипшему к телу. Рана на плече уж потемнела, ровно как и ткань вокруг неё, а глаза невидяще смотрели вперёд. Тишину вновь разреза всхлип где то справа. Руки Джошима дрожали от волнения и страха. Его учитель, однако, повёл себя совершенно странно. Нашарив рукой сумку, он ловким движением кисти расстегнул пуговицу, и достал табакерку. Было удивительно, с какой ловкостью он закрутил табак в кусок пергамента, облизал его окрававленным языком. Щелчок пальцев был громче грома, и маленький огонёк зелёного пламени подпалил самокрутку. Девушка вхлипнула вновь, и спустя мгновение её дыхание закончилось хрипом. Она умерла, даже не успев ощутить боль или понять, что её убило. Гном опустил руку, и отнял самокрутку от губ. Маленькое облачко голубоватого дыма сорвалось в небо вместе с выдохом. Джошим вновь поймал себя на мысли, что забывает дышать. Зрелище метрового существа, которое он искренне считал самой чудовишной и жестокой тварью в Азероте, совершенно зачаровало его. Гном посмотрел прямо перед собой ослепшими и ярко красными от лопнувших сосудов, глазами - и ощущение усталости в них могло бы нагнать депрессию даже на королевского шута. Всего одно слово сорвалось с его губ:
-Добей.
Гном вновь затянулся, полуприкрывая веки, словно прищурившись. Джошим ещё с минуту смотрел на него, а потом так же щелкнул пальцами. Пламя охватило одежду гнома, быстро перебираясь вверх, выпаривая кровь, и очерняя плоть. Запах горелого волоса заполнил воздух. Последнее, что увидел Джошим, прежде чем пламя поглотило лицо Вито, были чуть сведённые от боли брови и лёгкая ухмылка. Он прошептал что-то, но почему то человек не услышал. Камень души в руке Анми лопнул, словно бокал в доме аристократов, и маленький светлячок души рванулся к Джошиму, сквозь одежду, сливаясь с телом, и погасши. Глаза гнома тем временем вытекли пузырящимися от жара белками, лицо почернело и начинало осыпаться, а одежда осталась только на промокших от крови местах. Ученик просто не мог смотреть на это, и парой слов заставил жар огня пойти внутрь горящего тела. Рёбра гнома с хрустом треснули, обнажая порванное лёгкое, и ярко-лиловый дым последней затяжки взмыл в небо крохотным облачком, чтобы через мгновение быть развеянным по ветру. Спустя несколько минут от чернокнижника осталась только внушительная горсть пепла - черного как его мысли. Джошим продолжал смотреть, как ветер превращает неровную горку в танцующий хоровод чёрных снежинок, и рассеивает их по ночному небу. Он моргнул - и увидел лишь пару чёрных точек, промелькнувших на фоне луны. Человек ещё несколько часов сидел рядом с двумя гниющими трупами невинных свидетелей, а потом, странное дело, подошёл к сумке гнома, и достал оттуда табакерку. Вытащив одну из заготовленных самокруток, он так похоже на своего учителя, закурил от пальца, объятого фел-пламенем, и выдохнул. Вскоре его негромкая поступь осталась где то вдалеке, и до самого рассвета над местом битвы остались только ночь и тишина.
Странно убивать своих персонажей.