Malevolence goes both ways.
ЖезлоносецЖезлоносец
Ранним утром на безлюдные улицы пока ещё не проснувшегося Массара вышел молодой инквизитор. Он неторопливо щёлкал сандалиями по брусчатке. Глаза его были полуприкрыты непрестанно дрожащими веками. Сердце гремело, как главный колокол в массарском соборе. Грудь его распирала такая сила, что, — казалось ему, — он мог взглядом двигать дома.
Дойдя до самого богатого квартала в городе, инквизитор подошёл к дверям наугад выбранного дома и дважды ударил дверным молотком. Спустя какое-то время в дверях откинулся люк окошечка и в него выглянул сонный слуга.
— Кто там? — недовольно спросил слуга.
Стоящий за дверью, сильно подсвеченный с одного бока поднимающимся солнцем человек поднял средоточие распиравшей его силы — тонкий, в поллоктя длиной чёрный гранёный жезл с маленьким серебряным крестиком на конце и произнёс:
— Инквизиция.
Слуга несколько секунд не подавал признаков жизни. Потом, опомнившись, со всем проворством начал отодвигать засовы и клацать ключом в замочной скважине. Отпер замок, открыл дверь. Не глядя на него, утренний гость уверенно, твёрдо прошёл в дом. Вдруг за его спиной раздался угрожающий возглас:
— Ты кого впустил?!
Гость обернулся. Возле онемевшего слуги стоял страж, привратник. Высокого роста, массивный и крепкий, босой, в ночных панталонах и накинутой на голое тело ливрее. В руках у него сверкала тяжёлая алебарда.
— Ты, — сказал юноша в чёрном и вытянул в сторону привратника жезл. — Подойди.
Страж дома, пряча алебарду за спину, торопливо подошёл, почтительно поклонился.
— Хозяин где спит — знаешь?
Страж поспешно кивнул.
— Веди.
Прошли вестибюль, гостиную, поднялись на второй этаж, миновали короткую анфиладу комнат. Остановились у двустворчатых высоких дверей.
— Стучи, — сказал гость.
Страж робко стукнул.
— Громче.
Раздался тревожный, отрывистый стук.
— Что там? Кто? — послышался недовольный женский голос за дверью.
— Это… я!.. — сказал страж.
— Что случилось?
Щёлкнул ключик, дверь приоткрылась.
— Инквизиция, — бесстрастным голосом сказал появившемуся в дверях очаровательному женскому лицу стоящий рядом с привратником незнакомец в чёрной одежде.
И, грубо отстранив побледневшую хозяйку, гость бесцеремонно прошёл в спальню. Он подошёл к громадной, под шёлковым балдахином кровати и, вытянув жезл по направлению к растерянно приподнимающемуся с подушек человеку в ночном колпаке, проговорил:
— Ты. Немедленно следуй в инквизиторский трибунал.
Повернулся и вышел.
Таким же образом жезлоносец проник и в соседний дом, а когда выходил из него, с усмешкой отметил, что хозяин первого, торопливо поправляя изысканную одежду, направляется к зданию трибунала.
Иероним Люпус целый день ходил по Массару, и вскидывал жезл, и пронзал мертвеющие сердца горожан ледяным страхом.
Он вернулся в трибунал поздно вечером, и нашёл здесь огромную толпу измученных, обливающихся потом людей. А также недоумевающих работников трибунала.
— Есть у нас в комнате для допросов какой-нибудь устрашающий инструмент? — спросил, игнорируя безмолвные вопросы, Иероним.
— Есть, есть, — отвечали ему.
— Какой?
— «Железная Мэри», например.
— Это такой гроб с шипами внутри? Несите в кабинет Сальвадоре Вадара.
И прошёл сам в кабинет Сальвадоре.
— Я распорядился, — сказал он Вадару, — проводить допрос в вашем кабинете, чтобы вы, падре, могли присутствовать здесь, на ветерке, а не мучиться в душном подвале.
— Поприсутствую с огромным любопытством, — ответил оживлённо потирающий ладони Вадар.
Словно лавина хлынула с гор — так был смят и разрушен порядок надменного кабинета. Приволокли, громыхая, «Железную Мэри», и поставили вертикально, открыв для обозрения длинные иглы-клинья в её тесном чреве. Принесли длинный стол, за который, по требованию Иеронима, уселись сразу четверо писцов, записывающих протоколы. Принесли небольшую кафедру, за которую встал молодой инквизитор.
Он встал, положил на верхнюю деку перенявший за день тепло руки жезл. Спросил:
— Список прибывших для допроса составлен?
— Распоряжения не было! — откликнулся один из писцов.
— Как же так? — зловеще спросил жезлоносец, мгновенно отметив, что отвечал ему один из ставленников епископа. — За целый день вы не составили список, и оправдываете это тем, что не было распоряжения? А разве вы не получили их все разом, когда надели своё чёрное облачение?
Мёртвая тишина повисла в замершем кабинете. Иероним значительно посмотрел в сторону восседающего за столом Вадара, и тот мгновенно подхватил безмолвную мысль:
— Запишите себе, — сказал он, — официальное замечание. — Вас кто рекомендовал на должность?
— Епископ… Его святейшество…
— Вы подвели его.
Иероним, подавив непрошенную улыбку, величественно произнёс:
— Список составим в процессе допроса. Давайте первого.
Вошёл первый вызванный, — растерянный, усталый, кланяющийся на три стороны.
— Имя, род занятий, светское состояние, — внятно и чётко произнёс стоящий за кафедрой.
Человек, с трудом оторвав взгляд от страшного железного ящика, ответил. Руководитель допроса кивнул крайнему писцу, и тот, склонившись, стал бегло писать.
— Перечислите всех своих соседей, — сказал вдруг жезлоносец. — А потом — всех друзей.
По его знаку стал писать следующий секретарь.
— Теперь, — сказал ведущий допрос, — назовите самого бедного из друзей, затем идущего за ним и так далее. Вы ведь знаете, что одно из главных достоинств верующего — это бедность?
И стал писать третий.
— Теперь уверьте нас в том, что ни вы, ни кто-либо из ваших знакомых при вас никогда не высказывал еретических взглядов или рассуждений. Произнесите уверение вслух, его запишут, подойдите и поставьте свою подпись.
Четвёртый секретарь быстро набросал несколько строк, и допрашиваемый, дёргаясь, словно кукла на нитках, подошёл и, неуклюже взяв в одеревеневшие пальцы перо, расписался.
— Всё. Идите домой, — сказал строгий юноша с кафедры. — Но будьте готовы явиться сюда по первому требованию. — И добавил, обращаясь к появившемуся на звон колокольца служителю: — Проведите так, чтобы допрошенный ни с кем не обменялся ни словом.
Так, без каких-либо изменений, были допрошены все, и так прошла ночь.
Уже рассвело, когда глава трибунала и его жезлоносец остались одни.
— Но зачем ты, — спросил, сонно морщась, Вадар, — заставил рассказывать про самых бедных?
— Затем, чтобы, посмотрев в конец списка, узнать о самых богатых.
Ранним утром на безлюдные улицы пока ещё не проснувшегося Массара вышел молодой инквизитор. Он неторопливо щёлкал сандалиями по брусчатке. Глаза его были полуприкрыты непрестанно дрожащими веками. Сердце гремело, как главный колокол в массарском соборе. Грудь его распирала такая сила, что, — казалось ему, — он мог взглядом двигать дома.
Дойдя до самого богатого квартала в городе, инквизитор подошёл к дверям наугад выбранного дома и дважды ударил дверным молотком. Спустя какое-то время в дверях откинулся люк окошечка и в него выглянул сонный слуга.
— Кто там? — недовольно спросил слуга.
Стоящий за дверью, сильно подсвеченный с одного бока поднимающимся солнцем человек поднял средоточие распиравшей его силы — тонкий, в поллоктя длиной чёрный гранёный жезл с маленьким серебряным крестиком на конце и произнёс:
— Инквизиция.
Слуга несколько секунд не подавал признаков жизни. Потом, опомнившись, со всем проворством начал отодвигать засовы и клацать ключом в замочной скважине. Отпер замок, открыл дверь. Не глядя на него, утренний гость уверенно, твёрдо прошёл в дом. Вдруг за его спиной раздался угрожающий возглас:
— Ты кого впустил?!
Гость обернулся. Возле онемевшего слуги стоял страж, привратник. Высокого роста, массивный и крепкий, босой, в ночных панталонах и накинутой на голое тело ливрее. В руках у него сверкала тяжёлая алебарда.
— Ты, — сказал юноша в чёрном и вытянул в сторону привратника жезл. — Подойди.
Страж дома, пряча алебарду за спину, торопливо подошёл, почтительно поклонился.
— Хозяин где спит — знаешь?
Страж поспешно кивнул.
— Веди.
Прошли вестибюль, гостиную, поднялись на второй этаж, миновали короткую анфиладу комнат. Остановились у двустворчатых высоких дверей.
— Стучи, — сказал гость.
Страж робко стукнул.
— Громче.
Раздался тревожный, отрывистый стук.
— Что там? Кто? — послышался недовольный женский голос за дверью.
— Это… я!.. — сказал страж.
— Что случилось?
Щёлкнул ключик, дверь приоткрылась.
— Инквизиция, — бесстрастным голосом сказал появившемуся в дверях очаровательному женскому лицу стоящий рядом с привратником незнакомец в чёрной одежде.
И, грубо отстранив побледневшую хозяйку, гость бесцеремонно прошёл в спальню. Он подошёл к громадной, под шёлковым балдахином кровати и, вытянув жезл по направлению к растерянно приподнимающемуся с подушек человеку в ночном колпаке, проговорил:
— Ты. Немедленно следуй в инквизиторский трибунал.
Повернулся и вышел.
Таким же образом жезлоносец проник и в соседний дом, а когда выходил из него, с усмешкой отметил, что хозяин первого, торопливо поправляя изысканную одежду, направляется к зданию трибунала.
Иероним Люпус целый день ходил по Массару, и вскидывал жезл, и пронзал мертвеющие сердца горожан ледяным страхом.
Он вернулся в трибунал поздно вечером, и нашёл здесь огромную толпу измученных, обливающихся потом людей. А также недоумевающих работников трибунала.
— Есть у нас в комнате для допросов какой-нибудь устрашающий инструмент? — спросил, игнорируя безмолвные вопросы, Иероним.
— Есть, есть, — отвечали ему.
— Какой?
— «Железная Мэри», например.
— Это такой гроб с шипами внутри? Несите в кабинет Сальвадоре Вадара.
И прошёл сам в кабинет Сальвадоре.
— Я распорядился, — сказал он Вадару, — проводить допрос в вашем кабинете, чтобы вы, падре, могли присутствовать здесь, на ветерке, а не мучиться в душном подвале.
— Поприсутствую с огромным любопытством, — ответил оживлённо потирающий ладони Вадар.
Словно лавина хлынула с гор — так был смят и разрушен порядок надменного кабинета. Приволокли, громыхая, «Железную Мэри», и поставили вертикально, открыв для обозрения длинные иглы-клинья в её тесном чреве. Принесли длинный стол, за который, по требованию Иеронима, уселись сразу четверо писцов, записывающих протоколы. Принесли небольшую кафедру, за которую встал молодой инквизитор.
Он встал, положил на верхнюю деку перенявший за день тепло руки жезл. Спросил:
— Список прибывших для допроса составлен?
— Распоряжения не было! — откликнулся один из писцов.
— Как же так? — зловеще спросил жезлоносец, мгновенно отметив, что отвечал ему один из ставленников епископа. — За целый день вы не составили список, и оправдываете это тем, что не было распоряжения? А разве вы не получили их все разом, когда надели своё чёрное облачение?
Мёртвая тишина повисла в замершем кабинете. Иероним значительно посмотрел в сторону восседающего за столом Вадара, и тот мгновенно подхватил безмолвную мысль:
— Запишите себе, — сказал он, — официальное замечание. — Вас кто рекомендовал на должность?
— Епископ… Его святейшество…
— Вы подвели его.
Иероним, подавив непрошенную улыбку, величественно произнёс:
— Список составим в процессе допроса. Давайте первого.
Вошёл первый вызванный, — растерянный, усталый, кланяющийся на три стороны.
— Имя, род занятий, светское состояние, — внятно и чётко произнёс стоящий за кафедрой.
Человек, с трудом оторвав взгляд от страшного железного ящика, ответил. Руководитель допроса кивнул крайнему писцу, и тот, склонившись, стал бегло писать.
— Перечислите всех своих соседей, — сказал вдруг жезлоносец. — А потом — всех друзей.
По его знаку стал писать следующий секретарь.
— Теперь, — сказал ведущий допрос, — назовите самого бедного из друзей, затем идущего за ним и так далее. Вы ведь знаете, что одно из главных достоинств верующего — это бедность?
И стал писать третий.
— Теперь уверьте нас в том, что ни вы, ни кто-либо из ваших знакомых при вас никогда не высказывал еретических взглядов или рассуждений. Произнесите уверение вслух, его запишут, подойдите и поставьте свою подпись.
Четвёртый секретарь быстро набросал несколько строк, и допрашиваемый, дёргаясь, словно кукла на нитках, подошёл и, неуклюже взяв в одеревеневшие пальцы перо, расписался.
— Всё. Идите домой, — сказал строгий юноша с кафедры. — Но будьте готовы явиться сюда по первому требованию. — И добавил, обращаясь к появившемуся на звон колокольца служителю: — Проведите так, чтобы допрошенный ни с кем не обменялся ни словом.
Так, без каких-либо изменений, были допрошены все, и так прошла ночь.
Уже рассвело, когда глава трибунала и его жезлоносец остались одни.
— Но зачем ты, — спросил, сонно морщась, Вадар, — заставил рассказывать про самых бедных?
— Затем, чтобы, посмотрев в конец списка, узнать о самых богатых.
